Когда самолёт с глухим рёвом, сотрясавшим пол под нашими ногами, поднялся в воздух, мне по-настоящему стало страшно. Куда они могли нас везти? Уже находясь в воздухе, мне начало казаться, что это был всего лишь кошмар, и что я в любой момент могла проснуться в своей кровати рядом с Блейном.
Во время полёта охранники немного расслабились и начали общаться между собой. Воспользовавшись моментом, я опустила руку в карман, чтобы нащупать трекер. Мне не было известно, на какое расстояние его могло хватить, но наличие этого устройства меня значительно успокаивало.
Казалось, прошло не меньше часа, когда одна из женщин неуверенно поднялась на ноги и приблизилась к охране. Как большинство пленниц, она была латиноамериканкой, поэтому мне не удалось понять, о чём она спрашивала. Тем не менее, охранник ответил ей отказом и жестом указал на пол. Женщина снова о чём-то спросила, теперь уже более настойчиво, и охранник, поднявшись со скамьи, ударил её по лицу.
Все девушки вокруг меня не дышали, наблюдая за тем, как упавшую на пол женщину начали пинать ногой. Больше не в силах этого выносить, я поползла вперёд, освобождаясь от рук других девушек, пытавшихся удержать меня на месте. Добравшись до женщины, я притянула её к себе как раз в тот момент, когда охранник плюнул в её сторону. Мне пришла на помощь другая пленница, и мы вдвоём перетянули женщину назад к остальным девушкам. Охранники всё это время не спускали с нас глаз, но вмешиваться не стали.
Пострадавшая женщина ещё долго тихо плакала, прижимая к себе руки, и я очень скоро поняла, о чём она просила. Её брюки с внутренней стороны бёдер промокли, и в воздухе отчётливо чувствовался характерный запах мочи.
После этого никто из нас больше не смел приближаться к охране.
Во время полёта у меня шумело в голове, и болезненно ныли мышцы, но я почти ничего не чувствовала, потому что всё время думала о Блейне и о том, что он мог оказаться убитым.
Через несколько часов самолёт с сильным толчком приземлился, и нас вывели по короткому трапу наружу. У меня не оставалось сомнений, что мы прилетели куда-то в тропики, потому что воздух был раскалённо влажным, и казалось, будто приходилось дышать через мокрую простыню. На коже сразу же проступила испарина, и несмотря на то, что посадочная полоса была окружена джунглями, я не могла не почувствовать солёный запах моря.
Когда мы спустились с трапа, к Люси подошли два охранника, и я с ужасом наблюдала, как у неё забрали Билли. Девушка начала кричать в попытке вернуть сына, тянувшего к ней со слезами руки. Охранники грубо отшвырнули её на землю, но она поднялась на ноги и снова кинулась на них. Понимая, что её могли убить, я подбежала к Люси и оттянула её в сторону.
— Отпусти меня! — закричала она, пытаясь вырваться. — Билли! Они забрали у меня сына!
— Мы вернём его, — понизив голос, пообещала я, пытаясь её удержать. — Но если ты не остановишься сейчас, они начнут стрелять.
Мне пришлось повторить это несколько раз, прежде чем мои слова дошли до её сознания, и она обессиленно повисла на моих руках.
— Мы вернём его, — повторила я, хотя не имела и малейшего представления, как собиралась сдержать своё обещание. — С ним всё будет хорошо. Тебе нужно выжить.
Я действительно не думала, что Мэтт станет убивать собственного сына. По крайней мере, мне на это очень хотелось надеяться.
Вскоре нас загнали в очередной фургон, в котором было жарко, словно в раскалённой духовке. К счастью, мы ехали недолго, и когда нас вывели наружу, моё сердце опустилось от полной безысходности.
Это был квартал трущоб, напоминавший те, которые показывали в фильмах о странах третьего мира. Вдоль узкого проулка тянулись несколько жестяных бараков с занавесками вместо дверей, и, если не считать нескольких коз и кур, на улице было совершенно пустынно.
Когда пальцы Люси сжались на моих, мне стало страшно как никогда раньше. Как нас можно было найти? И будет ли вообще кто-то искать?
Мы были проведены в одну из наибольших лачуг, где нас встретил человек, который, очевидно, был здесь главным, если судить по тому, как к нему все обращались. В какой-то момент я осознала, что это и был тот самый Альварес, о котором рассказывал мне Блейн. Он несколько минут переговаривался по-испански со своими людьми, а потом принялся осматривать девушек. Одних он заставлял повернуться и поднять свитера, других открыть рот, чтобы проверить их зубы. Мне было жутко и унизительно наблюдать за этим процессом, и я с ужасом ждала своей очереди, которая подошла слишком быстро.
— Американка? — спросил Альварес, окинув меня липким взглядом.
Я заставила себя кивнуть, слишком испуганная, чтобы говорить. Его губы скривились в усмешке, от которой по моему телу пробежала дрожь отвращения.
— Распусти волосы, — приказал он, переходя на английский.
Мои руки дрожали, но я подчинилась и стянула с хвоста резинку.
— Замечательно, — произнёс Альварес, окинув меня удовлетворённым взглядом. Он приподнял мой подбородок и повернул голову на бок так, чтобы осмотреть отёкшую щеку. — Хмм, очень жаль, что так случилось, но ничего, это заживёт.
Собрав остатки смелости, я подняла на него взгляд:
— Что вы собираетесь с нами делать?
— Разумеется, заработать на вас деньги, — ответил он без каких-либо сантиментов. — Всех остальных отправят в Рио, но ты с твоими голубыми глазами и золотыми волосами сможешь принести нам гораздо большую прибыль. Богатые арабы любят блондинок. — Он расхохотался, и я отпрянула назад, начиная опасаться, что меня стошнит. — Наверное, это слишком — ожидать от тебя, что ты девственница?